Утром приехал Алексей Мякишев и Катя Соловьева из Кеми в Медгору, после поездки на Соловки. Это второй визит Мякишева на яхту Freelancer.

Пока Алексей с Катей прогуливались по Повенцу, мы с Сашей занимались хозяйственными делами, а Олег готовил материал для М-Журнала. Удивительно как везет некоторым, Саша вышел с яхты на пристань и сделал замечательный кадр…

Выход из Повенца в сторону Вытегры наметили на утро, а вечером состоялся отличный праздничный ужин в честь вновь прибывших. Катя приготовила прекрасный плов с курицей. Конечно, выпили немного. Леша с Катей отправились спать, а Олег заметил попутный ветер и предложил выйти под парусом прямо сейчас, ночью с попутным бризом, что мы с Сашей конечно же поддержали…

Собрались и тихо, очень красиво под парусом вышли из Повенца. Было коло 2-х часов ночи.

Артем Лежепеков

Фото: Александр Аксаков

Олег уехал. По классическому сценарию в эти короткие моменты матросня должна превращать корабль в плавучий бордель, но мы не смогли. Все-таки фотограф не просто паразит, а паразит совестливый. Поэтому первый день прошел просто: минимум движений, максимум отсиживания пятой точки, плюс немного пива. Пока Артем бегал в магазин, был разведен костер и пожарен подаренный нам накануне судак. Кстати, подарен он был Серегой, местным мужиком с переломанным носом. Нос переломан, а душа все еще добрая. Так что в первый день он спас нас от голодной смерти, и нежное мясо судака отлично провалилось в желудки, предварительно смазанные солодовым напитком.

Артем сидеть на месте не смог и пошел осматривать Повенец. Мало ли, интересный кадр или даже целая тема всплывет… Темы не появилось, к сожалению, но кадры Артем принес шикарные. Школа Судека, как-никак. Леворукий мастер. Я выбрался с лодки на третий день стоянки, чтобы вернуться в Медгору для съемок цирка шапито “Аншлаг” (Воронеж). Сначала долго искал администратора, чтобы получить разрешение на съемку, меня отфутболили к директору, которого тоже пришлось искать. В итоге ко мне выбежал высокий, худой, немного нервный Юра, который сразу же предложил пройти под шатер, представил меня на входе, указал место, где я могу снимать, а потом вывел на вход и сказал:
– Цирк у нас молодой, только год еще, мы хотим фотографии. Вот тут, – указал на стены,- мы повесим кадры с представления, на входе тоже все будет в карточках. Сделай, чтобы красиво было. Я тебе денег заплачу!
– Денег мне ваших не надо. А снять – сниму. Я потом с вами в Сегежу двинуть хочу, кстати, по дороге еще поснимать.
– Не вопрос! Поедешь в красном форде. А ночевать есть где? Если нет, будешь ночевать в камазе, там хорошие спальники.
– Да, здорово!
Я ушел перекурить, а потом решил подойти к артистам, чтобы познакомиться и потихоньку начать снимать. Навстречу из огороженной территории, где они пили чай за большим столом, снова выбежал Юра и сказал мне, что снимать сотрудников цирка вне манежа нельзя.
– Почему? – спросил я.
– Потому что у нас тут ремонт, разруха, везде кабеля, бочки какие-то. Это наша семья, мы не хотим, чтобы посторонние в нее входили. Тем более, карточки свои в интернете еще покажешь.
Еще минут десять я пытался убедить его, что ничего криминального снято не будет, но он наотрез отказался пускать меня на “кухню”. Естественно, он хотел, чтобы я снял представление в манеже и потом поделился фотографиями. Тогда я сделал последнее деловое предложение: с меня – съемка представления, с вас – допуск за кулисы. Он снова не согласился. Пришлось уйти.

Странно, когда публичные люди не хотят сниматься. Понятно, что фотографов опасаются, но получить отказ от циркачей – это из ряда вон. Словом, накатила грусть, потому что тема “Цирк на ББК” отвалилась. Делать нечего – надо искать что-то другое. На автобусе вернулся на лодку, поделился несчастьем с Артемом и Климовым (по телефону), выслушал их негодование и завалился спать. Когда нет настроения – очень сложно что-то делать. Такая художественная зависимость, прямо как у настроящих artists.

Артем снова отправился снимать стрит, я еще немного приходил в себя, а на следующий день мы собрались посмотреть на местную дискотеку. Вечеринка была посвящена “Дню семьи, любви и верности”. Любви и
верности мы особо не увидели, но вдоволь понаблюдали детей, танцующий под ужасную российскую попсу, пока их родители и подростки пили у входа в Дом Культуры. Ассортимент включал в себя водку, пиво и вино. Водку – кто постарше, вино – женщины, пиво – любимый подростковый напиток. Вутри ДК было темно, поэтому снимал внутри в основном Артем (iso3200), мне с моими “Никонами” с iso800 вход был закрыт. Пока однорукий лоцман нащупывал свет, я разговаривал с местными. За разговором снял какого-то местного алкоголика, который настоял на удалении карточки и пообещал проломить мне голову. Удалил карточку. Голова осталась целой.

В целом вся “тусовка” была статичной: танцующие внутри дети и пьющие на входе взрослые. Но, положа руку на сердце, все было очень мило и по-доброму. Даже по-своему интеллигентно. Никто никому не бил морды, никто не падал лицом в разбитый серый асфальт. Местный мужичок на “одиннадцатой” пригласил нас на второй шлюз, чтобы выпить водки. Мы сказали, что не можем так вот оставить лодку, но тут заработала местная находчивость: он быстро отреагировал и принял это за приглашение “бухнуть на яхте”. Мы так же по-доброму отказали. Как говорит Климов: “Это вам не плавучий бордель, а яхта ее величества Liberty”.

Статичность нам надоела. Была мысль самому спровоцировать драку и заняться полупостановочной фотографией, но зубы и сломанный нос запротестовали. И тогда мы вернулись на яхту. И уже на “ее величестве” мы с Артемом поделились одной идеей о съемке. Но какая эта идея – пока не скажу (чтобы не сглазили). На следующий день сделали часть работы, взяли интервью у babushka, сходили в управление ББК, где спал единственный диспетчер (воскресенье как-никак). Сняли несколько уличных карточек. В общем, провели такой расслабленный research. А вечером готовили ужин для Captain Obvious. Кэп вернулся. Настроение улучшилось. Завтра с ним десантируемся на ББК. Вернемся с диким взглядом и в медвежьих шкурах. Не поминайте лихом.

Фото и текст: Александр Аксаков

Яхта в координатах:

62 52.049N
34 27.983E
Медведь гора

До сих пор мы рассказывали в “Вахтенном журнале” как живем в достаточно изолированном пространстве яхты, окруженные водой, как путешествуем, с какими радостями и трудностями встречаемся на своем пути. До начала официальной экспедиции мы сделали три репортажа и, в конце концов, прибыли на место с которого и начинается основная часть нашего путешествия – Беломор канал и Соловецкие острова. Места символические и связанные между собой трагической историей и судьбами десятки тысяч людей.

Мы будем стоять на яхте в разных местах, используя ее как “плавучую базу”: делать фотографии и фоторепортажи района, который для себя мы назвали как “память места”. Состав фотографов будет меняться и в ближайшее время мы ожидаем на борт Екатерину Соловьеву и Катю Богачевскую. Во вторник (2 июля) нас посетит Маша Новикова, режиссер голландского документального кино, которая снимает фильм по моим военным фотографиям 90-х годов. 4 июля я покину борт яхты Freelancer и вернусь к свои обязанностям 8 июля.

Наше прибытие на Беломорканал совпало с захоронением останков военных летчиков времен Второй мировой войны. Вместе с Артемом Лежепековым мы поехали на место захоронения.

Казалось бы это простая история, но ее детали кажутся мне сложными, когда неизбежно начинаешь думать о взаимоотношениях человека и государства.

30 ноября 1944 года самолет Ил-2 (“Летающий танк”) с экипажем: Александр Малышевский (командир), Гирш Баран (штурман) и Анвар Абзалетдинов (техник) совершали разведовательный перелет по маршруту Сегежа – Петрозаводск. В условиях плохой видимости самолет был вынужден лететь на низкой высоте… и врезался в сопку недалеко от селения Пиндуши. Ничего героического. Просто война и нелетная погода.

69 лет назад, несмотря на то, что было известно место гибели экипажа родственникам Александра Малышевского и Гирша Баран первоначально сообщили – “пропали безвести”, а потом уточнили “Похоронены в братской могиле Петрозаводска”. То, что Анвар Абзалетдинов был также на борту самолета было неизвестно.

20 лет назад деревенские мальчишки нашли в лесу самолет ИЛ 2, а местные взрослые сдали его на металлолом, включая две пушки и пулемет, получив за это скромный гонорар от государства.

Год назад на месте гибели самолета был случайно найдена деталь ордена Отечественной войны 1-й степени с номером 2883, выданный на имя Гирша Баран. Профессиональные поисковики исследовали район и обнаружили обгоревшие костные остатки, предположительно членов экипажа самолета. В течение года были восстановлены все имена погибшего экипажа, включая Анвара Абзалетдинов, который до сих пор считался пропавшим без вести.

И только 29 июня 2013 года состоялась церемония захоронения летчиков в братской могиле на 618 километре трассы Санкт-Петербург – Мурманск, в одном гробу: русский, еврей и башкир. На похоронах присутствовали родственники погибших, а также руководитель администрации района, представитель партии “Единая Россия” и местный священник. Каждый из них произнес свою речь, но плакали только родственники как 69 лет назад, так и сейчас.

За несколько лет до начала Отечественной войны в этом же месте состоялись другие похороны и если мы действительно говорим о “памяти места”, то это невозможно не вспомнить (протоколы допроса Михаила Родионовича Матвеева, офицера НКВД):

– Вы принимали участие в операциях по приведению приговоров в исполнение над осужденными к высшей мере наказания?
– Да, в таких операциях я принимал участие неоднократно, начиная с 1918 года, с перерывом с 23-го по 27-й год.
– Были ли вы командированы в период с 37-го года на операцию по приведению приговоров в исполнение в НКВД Карельской СССР?
– В 1937-м году примерно в октябре или ноябре месяце я от бывшего замначальника управления НКВД по Ленинградской области Гарина получил распоряжение выехать на станцию Медвежья гора в Беломорский Балтийский комбинат (ББК), во главе бригады по приведению приговоров в исполнение над осужденными к высшей мере наказания, что было мной выполнено в течение примерно 20-22 дней.
– Кто непосредственно приводил приговора в исполнение и в чем заключалась обязанность остальных членов вашей бригады?
– Непосредственно приводили приговоры в исполнение я, Матвеев Михаил Родионович и Алафер, помощник коменданта.
– Расскажите, как приводились вами приговора в исполнение над осужденными.
– Осужденных к высшей мере наказания привозили на машине в предназначенное для этого место, то есть в лес, вырывали большие ямы и там же, то есть в указанной яме приказывали арестованному ложиться вниз лицом, после чего в упор из револьвера в арестованного стреляли.
– Имели ли место случаи избиения арестованных до приведения приговора в исполнение?
– Да, такие случаи действительно имели место.

“Приговорённых “готовили” в трёх комнатах барака, расположенных анфиладой. В первой комнате — “сверяли личность”, раздевали и обыскивали. Во второй — раздетых связывали. В третьей — раздетых и связанных оглушали ударом деревянной “колотушки” по затылку. Потом грузили в машину, человек по сорок, и накрывали брезентом. Члены “бригады” садились сверху. Если кто-то из лежащих внизу приходил в себя, его “успокаивали” ударом “колотушки”. По прибытии на полигон людей сбрасывали по одному в заготовленную яму, на дне которой стоял Матвеев. Он лично стрелял каждому в затылок. Так он “приводил в исполнение” человек по 200-250 за “смену”.
4 ноября работа была закончена. Всего были расстреляны 1111 человек — один по ходу дела умер, а четверо были истребованы и этапированы в следственные тюрьмы. Михаил Родионович Матвеев с формулировкой “за успешную борьбу с контрреволюцией” был награжден орденом Красной Звезды – “преуспел в невозможном”!” (“Ежедневный журнал”, Александр Черкасов).

Место гибели 1111 человек стало известно только в начале 90-х годов и тоже почти случайно. Мы многое не прощаем друг другу, но почему-то с легкостью забываем преступления государства против человечности. Это тоже наша “память места”.

Фото и текст: Олег Климов

Яхта в координатах:

62 52.049N
34 27.983E
Медведь гора

Если переход по Онежскому озеру до Шале был штормовым, то переход от Шале до Медведь горы был ознаменован полным штилем. Это удивительное озеро постоянно преподносит нам сюрпризы. Почти весь день мы шли галсами под хорошим ветром – хотя и встречным. Но к вечеру ветер стих вообще и Онега-озеро неожиданно превратилось в “топленое молоко”. Холод и дождь резко сменился на жару и солнцепек. Мы подошли максимально близко к берегу, бросили якоря и встали на ночь, меняя друг друга на вахте предосторожности ради. Напрасно мы ждали, ветер так и не появился. Утром пришлось включить “железный ветер” и отправиться дальше – на север.

Я попытался настроить автопилот под мотор, но он отказывался работать с “железным ветром” и постоянно менял курс. Тогда наш “однорукий штурман” (Артём Лежепёков, у которого по-прежнему привязана рука к телу из-за перелома) почти весь день просидел за штурвалом, управляя левой рукой и, тем самым, демонстрируя свою значимость и необходимость для всей хрю (crew). Мы оценили его поступок, изнемогая от жары на палубе, а “умелому матросу” (Александру Аксакову) даже удалось немного поспать на баке, где не слышно шума мотора и немного обдает ветром от движения яхты.

Когда на горизонте появилась двухмачтовая яхта (грот и бизань), идущая курсом на Юг из Медвежьегорска, я вызвал их по рации и поинтересовался “кто, куда, зачем”. Ответ был прост: “Сами мы из Петрозаводска. Вторую неделю “ветер ловим”. Ветра нет уже как неделю, бежим под мотором из этого ужасного места. Вода грязная. Стоянок нет. Можете на пляже встать на якоря и на девиц в бинокль смотреть, там сейчас весь город в этой помойке купается… Но с нас хватит. Пойдем на Бесов нос! Там всегда дует!”

Что там дует, я понял уже давно и пожелал им удачи, рассказав, что мы попали там в шторм. Думаю это их вдохновило после изнурительной жары на Севере.

Как всегда входили в порт ночью, выискивая в бинокль какую-нибудь “стенку”, где можно пришвартоваться бортом или хоть как-то чтобы выйти на берег и лишний раз не тревожить “тузика” (шлюпку).

Первой попыткой отшвартоваться был старый завод, точнее их прогнивший в прямом смысле пирс с трапами и переходами. Как только мы прижались бортом, неожиданно взлетела огромная стая чаек и подняла невероятный шум и гам. Весь пирс был загажен их пометом и страшно воняло тухлой рыбой. Цеха и ангары завода выглядели пустыми и полуразрушенными.

Высота стенки метра три, а поверх – гнилые доски. “Умелый матрос” держался за резиновую покрышку от трактора Беларусь, а мне пришлось взобраться на стенку и принять концы (носовые и кормовые), за которые я стал тянуть яхту вдоль пирса, ступая по сгнившим и загаженным чайками доскам. “Одкорукого штурмана” мы отправили в каюту, чтобы он еще раз не упал за борт при швартовке и окончательно не покалечился. Время от времени он выходил в кокпит и посмеивался над нами. Зрелище было действительно забавным.

В тот момент, когда мы стали крепить концы, появился странного вида сторож-охранник и просто сказал: “Это закрытая территория завода, который продается. Швартоваться здесь запрещено!” В начале я хотел послать его куда подальше в три часа ночи, но подумал, что это бесполезно, потому что охранники здесь еще хуже чем чайки, которые уже собирались нам загадить всю палубу. Мы приняли решение сняться немедленно и поискать швартовку в порту, где стояли три ржавых крана на пирсе “времен Очакова и покорения Крыма”.

Фарватера не было и нам пришлось очень медленно идти по эхолоту, рискуя в любой момент сесть на мель или нарваться на камень, коих здесь огромное количество. Но интуитивно понимая, что к башенным кранам швартуются баржи (или швартовались), мы чувствовали себя более уверенно.

Глубины были хорошие. Мы быстро отшвартовались на самом краю пирса, куда невозможно подойти баржам (на всякий случай). “Однорукий штурман” достал последний запас Прасковейского коньяка (250 грамм), мы выпили за Медведь гору и сразу уснули.

Утро было “по-палундре” – как мы это называем. Появился мужик с видом частного кооператора расцвета Перестройки и задал, казалось бы, невинный вопрос:

– Давно пришли, морячки?
– Часа в три ночи, – ответил “Умелый матрос”, в то время пока я еще спал.
– У нас стоянка платная, – услышал я сквозь сон. Быстро поднялся со своей шконки и в одних трусах вышел на палубу.
– И за что мы должны платить? – спросил мужичка.
– За то, что стоите у нашего пирса, – ответил он.
– Ну стоим, и что? У нас вода для всех, как членство в “Единой России”.
– Дык это да, но пирс у нас платный!, – настаивал на своем мужик.
– И сколько стоит постоять рядом с вашим разбитым пирсом?
– От метража судна зависит. У вас яхта 7 метров 60 сантиметров. Каждый метр 18 рублей час. 3500 рублей в сутки получается. Без НДС.
– Вы наверное меня с Абрамовичем перепутали, у него тоже яхта есть, немного побольше, но он вряд ли у вашего пирса появится.
– Не путаю я ничего. Мы все посчитали, так что платите.
– Не буду я вам ничего платить, – жестко ответил я, – Для начала вы на пирсе кнехты поставьте, электричество проведите и питьевую воду, а потом деньги собирайте. Много у вас яхт швартуется?
– Дык много, – уверенно ответил мужик, – Прошлый раз из Норвегии была. Аккуратно заплатили (год назад), но в этом году, говорят, больше будет. Регата в нашу сторону идет.
– Ну вот пускай вам путинская регата и платит, а я не буду!

Мужичок вытащил из кармана “желета кооператора” мобильный телефон и кому-то позвонил: “Михалыч, они бунтуют и отказываются платить!”… Пока мы слушали повторение рассказа про норвежскую яхту с семейной парой из Сиднея, появился “Михалыч” собственной персоной. По всему было видно, что он начальник.

Я повторил ему, что мы не будем принципиально платить за железяку, к которой пришвартовались, потому что, во-первых – это не гостеприимно требовать деньги с несчастных фотографов, измученных на волнах, во-вторых – не понятно, за что в принципе платить, и в третьих – вы банально занимаетесь вымогательством…

– Мы дадим вам квитанцию, если заплатите НДС, – отреагировал начальник.
– Ну да, не только вам заплатить, но еще и Путину? – засмеялся я.
– Тогда мы вызовем охрану и они перерубят вам швартовые! – заявил Михалыч

Я молча ушел в каюту, достал карты и стал искать новую стоянку. Скандалить и что-то доказывать нам не хотелось, да и времени не было. К тому же они могли запросто “отрубить концы”, несмотря на то что это подсудное дело. Иногда люди даже хуже чем чайки, хотя и не испражняются тебе на голову – но только потому, что летать не могут.

Мы вышли из гавани города и нашли “зеленую стоянку” на якорях в маленькой бухте с пляжем у Лавас губы. Только закрепились на якорях, как с Востока задул шквальный ветер и началась гроза. Два носовых якоря не давали сдуть яхту на песок или скалы, которые торчали по краям пляжа. Мы счастливы. У нас есть свой бесплатный пляж, а из шлюпки мы соорудили “паромную переправу” – с яхты на берег через блок. Всего-то метров 50 от песчаного пляжа. Ужин в кокпите без комаров был замечателен. Утром нас никто не будил и не требовал деньги. Для работы и счастья нам много не надо. Достаточно природы – для счастья, и человека – для работы.

Фото и текст: Олег Климов

Последний день в деревне Шала. Всё обошли вокруг. Очень много времени уходит на подготовку файлов для репортажей и, главное, на их передачу. Интернет ужасен. Видео качали около 4 часов, всего-то 200 Мb Всех операторов перепробовали. Лучший модем – iPhone на МТС. Это проверено.

Прогноз погоды на завтра такой: “Ветер 6-8 метров в секунду переменного направления. Подпись: синоптик Алясова”. Вероятно опять будем штормовать.

Мы решили ввести новую рубрику в вахтенный журнал: “Местная пресса”. Вечерами будем читать вам местные газеты. Вслух. Как только появится нормальная интернет-связь – опубликуем. Все сегоднящние попытки были тщетны.

Фото: Артема Лежепекова,

сделанные левой рукой (правая привязана к телу)

P.S. Пока так попробуем звук в надежде, что вы это можете слушать. Наши ночные чтения местной прессы в белую ночь.

Владимир Фролов: “Она не знала, что сказать ей в след”. Газета “Пудожский уезд” № 24 (615)

Стоим там же. Живем в яхте. Снимаем вокруг. Саша отправился на “тузике” (шлюпка) на остров из опилок, который горит уже 10 лет. Будет репортаж. Артем отплыл в больницу в Пудож – проверять плечо у хирурга – последствия шторма. Я договорился снимать углубление фарватера на Онеге, но земснаряд, единственный на всей акватории (1960 года) сломался и поэтому я несу вахту на лодке. Охраняю.

Артем после возвращения от хирурга

Вернулся Артем. Хирург руку “прикрутил” ему к телу. Намертво. Выглядит как без руки. Перелом “большого бугорка плечевого сустава”. Долго решали что делать дальше: списывать на берег немедленно (отправить в Петербург) или дать ему шанс еще помучаться на лодке. Он настаивает “на мучениях” и убеждает, что нет никакой боли. Однако существует опасность во время перехода, так как у него работает только одна рука. Кроме того, круг его широких обязанностей на яхте он больше не в состоянии выполнять в полном объеме. Это его особо угнетает. Но Артем согласен всегда нести вахту во время стоянок, а во время переходов сидеть только в каюте.

В больнице Пудожа, сделанный рентген плеча Артема

Приняли компромисс. Артем дойдет с нами до Беломорканала не выходя в кокпит и тем более на палубу, а из Медвежьегорска отправится на три недели в родной город “залечивать раны”, но сейчас ему разрешено только снимать камерой, причем левой рукой. Он уже пробует.

К вечеру вокруг нашей яхты начались события с участием всей деревни и окрестностей. Прибывает ракета из Петрозаводска (три раза в неделю). Минут за сорок стал собираться народ. Не только те, кто уезжал и кто провожал, казалось собрались все: себя показать и на других посмотреть. Местные новости обсудить. Немного грустно на вахте.

Текст: Олег Климов

Фото: Олег Климов и Артём Лежепёков